Посол Израиля в Москве Александр Бен Цви. Архивное фото
— Насколько велики риски втягивания в обостривший палестино-израильский конфликт соседних государств? Является ли, по вашему мнению, нынешнее обострение предвестником большой войны на Ближнем Востоке, с учетом того что Израиль обстреливают со стороны Ливана и Сирии?
— Вокруг Израиля довольно много различных группировок, которые солидарны с ХАМАС и стараются обострить ситуацию. Были ответные шаги с нашей стороны. Я не думаю, что есть страны, которые хотят обострять конфликт. Не думаю, что Ливан или Сирия этого хотят, это не в их интересах, потому что проблемы лягут на плечи правительств — наши ответные удары невыгодны для этих стран. Но да, есть группировки, которые, что называется под шумок, стараются обострить ситуацию. Пока все под контролем. Надеюсь, ничего такого не будет, и в любом случае это было бы очень глупо, потому что ничего хорошего из этого не получится. Мы готовы к любым таким атакам и всегда будем отвечать на них.
— Сейчас обсуждается возможное начало наземной операции в секторе Газа, а есть ли вероятность, что Израиль проведет такую операцию и на Западном берегу реки Иордан, в Иудее и Самарии?
— Что касается операции — мы в состоянии войны с ХАМАС. И в состоянии войны могут применяться различные меры, включая наземные операции. В Иудее и Самарии ничего такого (как в секторе Газа. — Прим. ред.) нет. Надо не забывать об одном простом факте: в один день более 1,2 тысячи израильских граждан погибли. Женщины, дети, в основном гражданское население, но и солдаты тоже. Только в одном кибуце были убиты 40 детей, включая грудных младенцев. Всего этого нет в Иудее и Самарии. Да, там тоже есть группировки, у которых может быть оружие и которые могут попробовать спровоцировать что-то, но это несопоставимо с тем, что происходит в секторе Газа.
— Как Израиль планирует решать вопрос с тем, что в обстреливаемом секторе Газа находятся захваченные ХАМАС заложники?
— Да, у нас есть дилемма, как это провести, потому что наша главная задача — чтобы (организация. — Прим. ред.) ХАМАС перестала существовать. Чтобы больше не было угрозы нашей территории со стороны ХАМАС. Как это сделать, принимая во внимание жизнь заложников, которые не только израильтяне, но могут быть и других национальностей? Мы будем планировать так, чтобы сохранить жизнь заложникам. Конечно, сейчас ХАМАС будет стараться делать то, что мы называем «торговлей телами» или «торговлей людьми»: они вернут тело, а в обмен попросят что-то для себя. Ничего нового для нас в этом нет. Мы к этому готовы, у нас есть целый аппарат, который занимается вопросом заложников.
— Точной информации о заложниках пока нет?
— Нет, точной информации нет.
— В ХАМАС заявили, что «свои цели они достигли» и теперь готовы к переговорам, но, очевидно, к этому не готов Израиль? И если так, есть ли шансы вести диалог с другими палестинскими представителями, например, из ООП? Согласны ли вы с точкой зрения, что любые переговоры возможны только после прекращения боевых действий?
— Наша главная цель — разрушить террористическую структуру ХАМАС. До этого — о чем мы будем разговаривать? О чем?
— То есть если какие-то переговоры и будут между израильскими и палестинскими представителями, то только после того, как закончатся боевые действия?
— Нужно понимать, что ХАМАС — это одно, Рамалла — это другое. Есть два разных подхода внутри палестинских движений: есть Рамалла и Махмуд Аббас, есть ХАМАС. Кстати, Аббас не может даже в Газу приехать, его туда не пускают сами палестинцы. Поэтому нет однородной структуры, с которой можно вести переговоры. А тем более после того, что случилось. Если брать пропорционально величине населения, то это как если бы в один день в России погибли 20 тысяч человек. В один день. И была обстреляна территория шестью тысячами ракет. Ни одно государство в мире не может это стерпеть.
— Россия уже давно предлагала провести на своей площадке трехстороннюю встречу между Израилем, лидером ПНА Аббасом при посредничестве президента Владимира Путина, сейчас эта идея актуальна?
— Сейчас этот вопрос не стоит на повестке дня. Как я говорил ранее, чтобы с кем-то о чем-то договариваться, нужно знать с кем и о чем. К сожалению, на данном этапе у нас нет ответа на эти два вопроса. С кем мы будем говорить? Вы говорите о Махмуде Аббасе — он что-то и кого-то контролирует, но явно не ХАМАС. Поэтому даже если мы с ним о чем-то договоримся, то те скажут, что просто не принимают эти договоренности. Палестинское единство пока — утопия. И я даже не вижу, что оно будет существовать. Но даже если мы дойдем до вопроса палестинского единства — на какой базе оно будет создано? На базе, скажем, Аббаса, который признал существование государства Израиль, или на базе ХАМАС, который говорит о том, что нужно уничтожить государство Израиль? Если речь об одной платформе, может быть, с кем-то еще можно говорить, а если о другой — говорить не о чем.
— Россия говорила, что находится в контакте и с одной, и с другой сторонами конфликта, но пока контактов на высшем уровне с Израилем не было. Планируются ли?
– Не знаю. Пока что не было. Что будет – я не знаю.
– Как вы оцениваете роль России и ее усилия по урегулированию кризиса?
– Если кто-то может повлиять на такие организации (как ХАМАС – ред.), включая Россию – это позитивно. Но надо «успокаивать» тех, кто напал на другое государство, а не тех, кто защищается. Я недавно читал статью, в которой сектор Газа назван «концентрационным лагерем». Не все понимают реалии. Да, мы поставляем электричество и воду в Газу, но только 10% воды, все остальное местное. Электричества – 50%. Понятно, что если кто-то хочет тебя убить, а ты ему еще финансово-экономическую помощь даешь – такого не бывает.
– Как вы считаете, нынешнее обострение может повлиять на процесс нормализации отношений Израиля с арабскими странами, например, ОАЭ или Саудовской Аравии?
– Это главная надежда ХАМАС – помешать улучшению наших отношений с арабскими странами. Мы видели заявление ОАЭ, которое было довольно сдержанным. Да, они, может быть, будут давать деньги на восстановление сектора Газа. Но то, что вы спросили – главная надежда ХАМАС. Атака на Израиль, наш ответ, и, как следствие, призывы к арабской солидарности. Такое было уже в прошлом. Но думаю, что сейчас многие арабские страны поняли, что Израиль – не их враг. У нас нет никаких конфликтов. Вот, даже возьмем Саудовскую Аравию, с которой через посредников велись переговоры. Какие у нас претензии есть к Саудовской Аравии? Никаких. Или к ОАЭ, Бахрейну, Марокко, Египту? Но есть те, кому не нравится нормализация отношений Израиля с арабскими странами. Например, Ирану, который очень активно работает на Ближнем Востоке, чтобы сделать все, чтобы Израиль не улучшал отношения с арабским миром. Но многие мусульманские страны начинают понимать, что хорошие отношения с Израилем идут им на пользу.
– В любом случае, когда-то палестино-израильский конфликт нужно будет решать, что должно быть основой? Двухгосударственное решение?
– Решать этот конфликт надо. Могу ответить словами (экс-премьера Израиля – ред.) Голды Меир, которая в свое время сказала, что мир на Ближнем Востоке наступит тогда, когда арабские лидеры будут любить своих детей больше, чем они ненавидят израильтян. Если вы спросите, какое секретное оружие есть у израильтян, то ответ будет – нам некуда идти. Вот и все. Это наша родина. Мы там живем, даем миру многие изобретения, стартапы, технологии. Мы занимаемся тем, чем нужно заниматься: экономикой, развитием нашего государства. И не думаем все время, как убить какого-то соседа. Когда все это поймут вокруг, тогда будет мир. Легко договориться, когда есть понимание, что нужно сотрудничать. И это то, что произошло, например, с ОАЭ. У нас за три года товарооборот с нуля приближается сейчас к трем миллиардам долларов. Почему? Потому что мы понимаем наши общие интересы, а не интересы кого-то еще, которые еще и не совсем ясны и явно не позитивны.
