– Сергей Анатольевич, в ранге заместителя министра финансов вы курировали долговую политику России, как можно оценить текущую ситуацию с обслуживанием внешнего долга страны?
– Это из серии «стакан наполовину пуст или наполовину полон». С нашей точки зрения, мы имели, имеем и будем иметь возможность своевременно обслуживать свои долговые обязательства с точки зрения нашей финансовой устойчивости, причем это касается и суверена, и корпоративных заемщиков. А с точки зрения, допустим, рейтинговых агентств, которые любой факт непоступления средств по срочному платежу на счета либо клиринговой компании либо финансового агентства рассматривают как случай дефолта. Собственно говоря, так и прописано в кредитной документации: непоступление платежей означает event of default. Да, с их точки зрения мы в дефолте. Но это, если смотреть на ситуацию их глазами. Я же не считаю, что это дефолт, тем более в условиях, когда Минфин и корпоративные заемщики расплатились рублями, зачислив средства на счета «С».
Теперь остается ждать, как будут вести себя те держатели российских облигаций, которых, собственно говоря, их собственные власти и «обидели». Может быть кто-то из них предпочтет судиться со своим правительством, а не с зарубежным эмитентом, который ни в чем не виноват.
– Как, на ваш взгляд, в дальнейшем будут меняться роли доллара, евро, йены и фунта в мировой экономике? Останутся ли они в числе резервных валют, или в этот элитный клуб войдут другие, например, юань?
– Валюты ряда стран стали резервными по многим причинам, но, на мой взгляд, основная – номинирование цен внешнеторговых контрактов по биржевым товарам в долларах США, а это огромный срез мировой торговли, особенно, если говорить о нефти и нефтепродуктах. Так сложилось. Была ли эта практика навязана в 1970-е годы, когда случился первый, а затем и второй нефтяной шок, или все-таки это было следствие начала глобализации? На этот счет есть разные мнения, но я не придерживаюсь какой-то точки зрения – что случилось, то случилось. Появился глобальный нефтяной рынок – уникальное явление, поскольку здесь доминирует биржевая торговля, поддерживаемая не только экспортерами и импортерами, но и price setting agencies, влияние которых на котировки спотового и фьючерсного рынков трудно переоценить. К тому же здесь все завязано на доллар.
Но «резервность» той или иной национальной валюты не является вечной. Ведь не так много времени прошло с тех пор, как в числе резервных валют были немецкая марка, французский франк, итальянская лира. Чуть менее 20 лет назад Россия избавилась от задолженности, номинированной в этих валютах, досрочно выполнив обязательства перед странами – членами Парижского клуба кредиторов. На их место пришел евро, но не занял в международных операциях ту долю, которая была в совокупности с перечисленными валютами.
Оборотная сторона медали – деглобализация или регионализация глобальной экономики. Это явление не придуманное, оно реально существует. Вот и в рамках развития региональных объединений, уверен, начнут появляться локальные резервные валюты, которыми станут денежные единицы тех государств, экономика которых является доминирующей в регионе. Мы с вами хорошо знаем, что с точки зрения масштабов и потенциала экономика России явно доминирует в Союзном государстве и ЕврАзЭс. Как следствие, российский рубль уже стал резервной валютой, как минимум, для Республики Беларусь. Хозяйствующие субъекты многих экономик, входящих в Союз, используют финансовые инструменты, номинированные в рублях, для управления временно свободными средствами. Причем для этого используются не только облигации, выпущенные федеральным правительством или ОФЗ, но и облигации крупнейших российских предприятий и корпораций: «Газпрома», «Роснефти» и других. Знаю, что и облигации ВЭБа также в числе финансовых инструментов, используемых для управления ликвидностью.
– А у юаня есть возможность стать резервной валютой?
– Конечно. Юань имеет самые прекрасные возможности для того, чтобы превратиться в резервную валюту, как минимум, такого обширного региона, который министерство иностранных дел Российской Федерации называет Большое Евразийское партнерство. К тому же, мы знаем, что в Шанхае стала действовать нефтяная биржа, где расчеты осуществляются в юанях, и где котировки также выставляются в китайской валюте. По данным зарубежных источников, медленно, но верно, доля юаня в глобальных резервах приближается к 3%, а это значит, что она становится совсем близкой к доле, например, «ветерана» резервности – фунта стерлингов. Но если для «англичанина» характерно постепенное уменьшение роли в международных расчетах, то для юаня это устойчивый обратный тренд, пусть небольшими темпами, но его доля увеличивается. Здесь, правда, мы видим картину, когда китайские власти, китайский регулятор не форсируют процесс интернационализации юаня. Но это их выбор.
– Известно, что достаточно давно Минфин России планировал разместить облигации в юанях. Как вы считаете, сможет ли министерство в итоге довести этот проект до реального завершения?
– Позиция Минфина состоит в том, чтобы выпустить облигации, номинированные в юанях, по российскому праву. Это супер амбициозная цель, поскольку нужно заинтересовать китайских институциональных инвесторов и добиться согласия китайского регулятора на такую операцию. Здесь могут быть разные мнения. Понятно, что китайскому инвестору, возможно, не совсем комфортно покупать финансовые инструменты, обращение которых регулируется по иностранному праву, и споры по котором тоже решаются в иностранной юрисдикции. Но часто между желаниями и возможностями можно построить мостик.
– В валютах каких еще стран Россия могла бы размещать облигации?
– Как правило, курсы валют стран формирующихся рынков если не обесцениваются, то крайне волатильны. Это означает, что очень сложно рассчитывать и бюджетировать расходы по возврату средств основного долга и по его обслуживанию. В конечном итоге заимствования в локальных валютах могут оказаться весьма обременительными. В этой связи воздержусь от прямого ответа на этот вопрос.
– Сейчас обсуждается создание общей платформы для организации передачи финансовых сообщений (аналог SWIFT) в рамках ШОС. Как может выглядеть эта платформа?
– Через две недели на встрече глав государств и правительств ШОС в Самарканде должна быть утверждена так называемая дорожная карта по развитию системы расчетов в национальных валютах. В этот документ погружено буквально все, что касается финансовой инфраструктуры, создания условий и предпосылок массового использования национальных валют, прежде всего, во взаимной торговле, а в перспективе и для того, чтобы финансировать крупные инвестиционные проекты.
Предполагается, что координировать работу по выполнению положений дорожной карты будет специально формируемая экспертная группа, в состав которой войдут, прежде всего, представители центральных банков и министерств финансов. Предстоит крайне деликатная и сложная работа, поскольку предстоит учитывать специфику юрисдикций участников процесса.
– Что может принести России разворот на Восток?
– Это даст новые рынки или, как минимум, расширит и углубит рынки, на которых мы уже присутствуем. Однако разворот на Восток уже состоялся де-факто. На Востоке и Юго-Востоке российские товары, причем неэнергетические, несырьевые, вполне конкурентоспособны в силу справедливого соотношения цены и качества. Приведу лишь один пример. В 2021 году российский экспорт в Индию достиг девяти миллиардов долларов. Прирост по отношению к предыдущему году составил почти 60%. В текущем году за шесть месяцев экспорт уже достиг 9,8 миллиарда долларов, увеличившись почти в три раза. Может ли этот прирост компенсировать закрытие для нас некоторых рынков в Западной Европе? Это уже вопрос второй. Налицо очевидный факт: партнеры находят друг друга, есть устойчивый платежеспособный спрос на российскую продукцию со стороны наших южных соседей. И этот спрос будет только расти, если исходить хотя бы из численности населения Индии.
Можно рассчитывать, что со временем через взаимодействие по линии экспортных и импортных операций появятся партнерства, ориентированные на осуществление прямых инвестиций, а это уже другой уровень сотрудничества. Мы знаем примеры, когда китайские и индийские компании, связанные с углеводородами, осуществляли прямые инвестиции в проекты в России. Поэтому есть основания рассчитывать, что в скором времени появятся и иные производства с участием «восточного» капитала, прежде всего, на территории Дальневосточного округа. В то же время сотрудничество, в частности, по линии ШОС создает предпосылки для выхода российских предпринимателей на рынки «больших» экономик Китая и Индии с прямыми встречными инвестициями. Это сложнее. Это требует глубокого понимания национальных режимов осуществления таких сделок, режимов регулирования и налогообложения, включая знания и таможенного регулирования.
– Что касается 2023-2024 годов, какие у вас ожидания от российской и мировой экономики?
– От мировой экономики я жду большого долгового кризиса, который в конечном итоге может перерасти в банковский кризис. Предпосылок к этому как никогда много, но главная из них – изменение структуры кредиторов, когда небанковские финансовые посредники (страховые компании и пенсионные фонды, прежде всего) стали самыми крупными кредиторами и развитых, и развивающихся экономик.
Что касается России и ее хозяйствующих субъектов, то они будут приспосабливаться к новым условиям воспроизводства, крепкому рублю, а также к тому, что нужно активно опираться на параллельный импорт. Уверен, при поддержке правительства процесс адаптации пройдет без резких срывов.
– ВЭБ попал под санкции и отказался от расчетов в долларах и евро. Как это решение повлияло на вашу работу? И в какой валюте вы сейчас больше всего проводите расчетов?
– ВЭБ просто был поставлен в такие условия, когда расчеты в резервных валютах стали технически невозможны. Речь идет, прежде всего, о свертывании сети корреспондентских отношений с зарубежными банками. Это свертывание началось давно и касается далеко не только российских банков в целом и ВЭБа в частности, но и многих финансовых институтов из развивающихся стран, государств формирующихся рынков.
Тенденция к закрытию корреспондентских счетов стала набирать силу сразу же после предыдущего глобального финансового кризиса. Однако повернуть вспять эту тенденцию пока не удается. Получается, что с такой точки зрения, мы «в тренде». Поэтому не считаю, что случилось что-то сверхъестественное, особенно с учетом ограничительных мер, которые приняты властями, а вместе с ними надзорными органами недружественных стран по политическим причинам. ВЭБ является институтом финансирования развития и не участвует в подготовке и принятии политических решений. Однако на него распространили ограничения, связанные с вопросами геополитики.
Что касается текущей деятельности, то мы ориентируемся на активное использование национальной валюты, российского рубля. Контракты, подписываемые в рамках реализации проектов, расчеты, которые ВЭБ.РФ организует, выборка кредитных средств, возврат суммы основного долга и уплата процентов – все эти операции и во всем их многообразии осуществляются в российских рублях.
Расчеты в резервных валютах или в валютах ряда зарубежных стран давно не играют ключевой роли в деятельности корпорации. Поэтому, если говорить о трансграничных денежных переводах, то на первом месте стоит задача по развитию инфраструктуры платежей в рублях, прежде всего, с нашими ближайшими торговыми партнерами из стран-членов Евразийского экономического союза, а в перспективе – крупных дружественных государств. Это Китайская Народная Республика, торговый оборот с которой уверенно приближается к 150 миллиардам долларов США в год, а ведь 20 лет назад он едва достигал 10 миллиардов долларов США, а также Индия, с которой, уверен, постепенно будут расширяться торгово-экономические отношения, и Иран, другие юго-восточные экономики. И здесь вопросы использования рубля, а также национальных валют будут предметом пристального внимания. Не так давно мне посчастливилось стать участником процесса инаугурации российско-иранского делового клуба, в ходе которого представители бизнеса Ирана говорили, что они видят для себя серьезные преимущества в использовании именно рубля.
